Обо мне

Eugene Kheifets

 Создайте свою визитку

Моя страничка на сайте ww.photoline.ru: 
http://www.photoline.ru/author/7450


Cоздал этот блог я, Евгений Хейфец. По специальности я радиоинженер. Больше сорока лет преподаю в ВУЗах, сначала электронику и некоторые разделы теоретической радиотехники на радиофакультете в самом известном рижском институте, который последовательно назывался РИИ ГВФ, РИИ ГА, РКИИ ГА, РАУ.

В 1999 году правительство Латвии его уничтожило, и с тех пор я читаю курс системного программирования в институте транспорта и связи в Риге.

Ну а в свободное от работы время фотографирую



Раз уж эта страница называется "Обо мне", помещу-ка я на неё мой автопортрет, сделанный 16 апреля 2011года.



А это мой отец Михаил Евелевич Хейфец.Фотографию нашла в интнрнете моя дочка.









Это Москва, Вспольный переулок, снятый с Малой Никитской улицы. В третьем слева одноэтажном доме я жил с 1946-го  по 1947 год, когда учился в первом и втором классах 114 школы Советского района  Москвы. Номер дома 3.



Автор следующей публикацииАлексейАкулович, бывший лет 30 назад в Риге студентом радиофакультета РКИИ ГА. Сейчас живёт в Канаде.   http://www.newca.com/doc/lit/b.aspx?aak ,
http://www.proza.ru/2009/02/26/190

Несколько лет назад моя дочь Мария наткнулась в Интернете на написанный им  сборник миниатюр "Студенческие истории" , посвящённые памяти РКИИГА, и обнаружила в одной из них упоминание обо мне.



                             Картинка первая (Андрюха).


Он относился к ней нежно-трогательно. Так нежно и так трогательно, что когда он заговаривал о ней, в его голосе явственно различались несвойственные ему щенячьи нотки. Он встретил ее где-то на остановке, неподалеку от института и сразу без памяти влюбился. В семнадцатилетнюю блондинку с широко распахнутыми удивленными глазами. Когда он купил ей цветы, мы окончательно поняли, что она в его глазах сильно отличается от всех предыдущих его подруг, периодически ночующих под одной крышей с нами. И вот наступил тот день, когда он привел ее к нам, и как-то так получилось, что их вечер незаметно перетек в раннее утро, когда вся комната была разбужена громкой фразой: "Собирайся и уходи".
Она собралась и ушла.
"Не девочка", - пояснил нам Андрюха утром.
Женился Андрей на последнем курсе, на женщине с тремя детьми.




                               Картинка вторая (Пофартило).



Был у нас на курсе один студент (забыл я его фамилию, но кажется его звали незатейливо просто - "магадан), - маленький, стройненький, шустренький, смазливый на личико. И шило в заднице. Он со-товарищи повадился ходить на рижскую стрелку, что под часами, неподалеку от коньячного обелиска. Марафет наводился заранее, а именно - красились ногти и глазки, корчилось жеманное личико, надевался многозначительный шарфик веселой расцветки. Одним словом рижские голубые не могли относиться к нему спокойно. После съема они шли в ближайшую подворотню, где, почесывая кулаки, дежурили наши скучающие студенты. Так было 2 раза. На третий раз "Магадану" не повезло: голубые превосходящими силами таки взяли его в плен.


                                   Картинка третья (Перемены).
C Игорем Щукиным мы созванивались 3 раза. Когда в первый раз я позвонил к нему, (и, похоже, таки согнал его с женщины), он ничуть не удивился моему звонку, как будто ему каждый день названивают однокурсники из Канады в Америку. Он прерывисто дышал и очень быстро закончил звонок, только и успев сказать, что он получает фудстемпы и ночами подрабатывает на бензоколонке.

Во второй раз когда Игорь разбудил меня, он был пьян и весел и долго бродил с сотовым телефоном по комнатам своего собственного дома где-то в Майами. Он мне подробно расписывал размеры дома, планировку комнат, цвет стен, вид из окон в каждом направлении, количество зеркал и даже немножко побродил внутри платяного внутристенного шкафа, чтобы я лучше представлял количество места в нем. Дела в его совместном с американским партнером автозаправочном бизнесе шли замечательно.
Как и в первый раз звонок закончился неожиданным образом: к нему пришли его соседи - американские евреи, у которых с минуту на минуту намечалась еврейская религиозная свадьба с обрядом, или может быть помолвка. В последний момент они вдруг спохватились, что свидетеля со стороны жениха (или как там у них это называется) - таки нет. Игорьку предстояло срочно стать религиозным евреем, а именно: надеть костюм, кипу и прицепить накладные пейсы, которые соседи уже принесли с собой, чтобы престать перед глазами ребе. Ему было обещано, что кроме слова "шалом" разговаривать на иврите не придется. В общем, мы разъединились как раз тогда, когда начался подробный инструктаж.
В третий раз Игорек звонил не мне, а бывшему командиру нашей группы, Саньке Ивахненко, в Оттаву. Из американской тюрьмы, в которую он попал «за неуплоченные налоги».




                          Картинка четвертая.(Хейфец)


А Вы Хейфеца знаете?!

Неважно, если вы учились у Левина, у Пиастро, у Лившица или, как я, разбирали локатор "на серебро" у Зильбермана. Хейфеца должны знать все. В этом я убедился на опыте своих многочисленных встреч в различных аэропортах и прочих злачных местах как Советсткого Союза, так и оставшегося мира. Этот вопрос мне задавали бывшие студенты РКИИГА в пивном баре города Балхаша. Этот вопрос всплыл на первых минутах разговора с арабом-палестинцем в Саудовской Аравии. Года два тому назад на мой монреальский номер позвонил незнакомый мне человек, представившийся бывшим студентом нашего факультета. В его речи различался испанский акцент. Угадайте, какой первый и единственный вопрос он мне задал на первой минуте нашей встречи? Спросил, записал мой ответ и молча вышел в стеклянные двери. Некоторое время мне казалось, что это сам Хейфец засылает ко мне своих гонцов. Мне хотелось крикнуть: " Хейфец! Оставьте меня в покое! Я ведь даже не учился у Вас!". Потом я понял, что был неправ, что если Хейфеца предлагают, то нужно на него соглашаться. И с тех самых пор мир пришел в равновесие и согласие, а земная ось обрела устойчивость. Как выяснилось - Хейфец это не просто шнырь, проходивший когда-то в отдалении от вас по институтскому коридору. Хейфец - вообще не человек. Это - символ, знак Тау, кольцо франкмасона, и особое тайное рукопожатие, по которому вас признают в кругу посвященных. Я почти уверен в том, что когда настанет черед и моей душе вознестись на небо, то где-нибудь в небесной канцелярии ей в плошку плеснут парного молока и улыбнувшись и прищурившись спросят: "А вы знаете Хейфеца?". И, может быть, откроют какую-нибудь дополнительную дверцу.


                Картинка пятая (Боевые искусства и конденсаторы)


Санька Кабарда в свободное от учебы, домашнего радиолюбительства и работы в пожарной охране время занимался в секции спортивных единоборств, а именно: ходил в какой-то подпольный, в буквальном смысле, кружок, возглавляемый «человеком с розовым поясом».Он утверждал, что за 2 месяца, прошедших с начала занятий в секции, его мастерство и боевые навыки значительно возросли, и что уже совсем скоро ему вручат пояс черный, а там и вожделеный розовый будет не за горами. Для нас, живущих с ним в одной комнате, все это выражалось в том, что в комнате появились кирпичи, которые Санька время от времени с остервенением долбил ребром ладони и кулаками, сбивая костяшки пальцев. А так же в том, что, возвращаясь с занятий, он немедленно переодевался в белое кимоно, в котором, как в пижаме, ходил по общежитию, а иногда добредал в нем и до столовой.
И вот во время трудовой практики в колхозе случилась драка, в которой противником Саньки по воле случая оказался тракторист. Когда Санька понял, что проигрывает, то вдруг вышел из боевой стойки, сказал: «Подожди, я сейчас!», и - смылся. Тракторист, ошеломленный вероломством, оказался вдруг брошенным, никому не нужным и, постояв несколько минут, в задумчивости удалился. По пути в усадьбу мы встретили Саньку, который нес заряженный трехсотвольтовый конденсатор внушительных размеров. На вопрос Шашигина Вовчика: «Зачем?», Санька ответил, что он родился не для того, чтобы всякая сволочь била его в рожу, и что тупости и грубой силе нужно противопоставлять интеллект.



                       Картинка шестая (Первокурсники).

Как водится, однажды, в 1981 году, когда мы были первокурсниками и жили на улице Резнас,  мы сильно нагрузились и вылезли через окно на железнодорожную линию. Что мы там делали с трудом поддается описанию, но на обратном пути мы проскакивали перед идущей электричкой. И на пересечении железнодорожных путей Севка Демидов перекинул железнодорожную стрелку. Что-то сразу зазвенело. Я бежал последним и перевел стрелку обратно. К счастью звенеть перестало, и как раз к тому времени, когда мы добежали до нашего окна, по железке прогрохотала электричка. Медали "за спасение пассажиров" мне почему-то не дали, но Всеволод Юрьевич Демидов сейчас известный художник в Казахстане. А ведь мог бы стать почетным зеком.



                                   Картинка седьмая («Доча»)

Возвращаюсь домой, на Цитаделес, с лекции. На уровне драмтеатра,  в котором играла Вия Артмане, у поворота трамвайной линии, из-за угла студент-гафовец выкатывает молочную тележку на железных колесиках. На тележке сидит "Доча" в форме аэрофлота,
держит перед собой фуражку и истошным голосом орет: "Подайте на развитие Гражданского Воздушного Флота!".


                           Картинка восьмая (Чиж и кабаны)

В воскресенье мы стояли возле здания, в котором нас поселили. На чердаке, над нашими головами, били крыльями и ворковали сельские голуби, которых мы съели через несколько дней. Обсуждалась тема приключений прошлой ночи: наш надзиратель, преподаватель кафедры физической культуры и спорта,  приехавший вместе с нами в латышский совхоз, каждое утро вставал за два часа до завтрака, впрыгивал в свои тапочки, бодрым голосом командовал: «В здоровом теле – здоровый дух!», и заставлял нас бежать вместе с ним три километра. Целыми днями он прогуливался вдоль кромки поля, на котором, ползая за трактором,  мы наполняли ведра картошкой. От неудобного положения сильно болела спина. Трактор останавливался только тогда, когда в картофельной ботве удавалось удачно разместить большой булыжник. Если тракторная веялка ломалась, то тракторист матерился, а мы садились на перевернутые ведра и, отдыхая, с удовольствием слушали мат. Если трактор проезжал неудачно, то булыжник перетаскивался на следующую грядку.
Вчера нам окончательно надоели утренние пробежки, и было решено предпринять контрмеры. После отбоя, путем подкроватного ползания, с помощью тюбика клея «Суперцемент», тапочки были прочно приклеены к полу. Под утро заговорщики не спали и некоторые из них дождались момента отмщения, но так как смеяться в полный голос было нельзя, то пришлось кусать подушки и одеяла. Утренняя пробежка, несмотря на все усилия, состоялась. Сейчас, после завтрака, наконец можно было отвести душу. В самый разгар нашего веселья из стены леса, встававшей в ста метрах от дома, выскочил Чиж со спущенными штанами. Чижов на бегу подтягивал штаны, махал руками, оглядывался на лес и кричал: «Мужики! Кабаны!».  Когда он добежал до нас, он был похож на Мусоргского, сошедшего с картины Ильи Репина. Отдышавшись и обтершись лопухами, Чиж поведал, что присел в лесу по большой нужде, и в этот момент на него кинулся секач, от которого ему пришлось спасаться бегством.
Потом мы в четыре руки играли на фортепиано, а потом с латышского хутора пришла старушка и сказала: «Ребята, у меня свинка сбежала. Вы не видели?».

                Картинка девятая (Шлема Яковлевич Коровский)

«Шлёма Яковлевич Коровский» - так перед началом первой лекции  по материаловедению отрекомендовался преподаватель. Имя звучало непривычно, поэтому кто-то из студентов, сидящих в задних рядах аудитории А-1 переспросил и оно было повторено, а потом повторено еще раз и, наконец, написано на доске. После чего невысокий пожилой человек  с залысиной стал читать лекцию по намагничиванию материалов и петлям гестерезиса. Как это всегда случается, несколько человек опоздали к началу лекции и сейчас тихо, стараясь не мешать, пробирались по рядам. В числе опоздавших оказался студент, по фамилии Заяц, - тихий, застенчивый, улыбчивый, добрый и при всем этом очень невезучий. Есть такая категория людей, которых везение всегда обходит стороной. Кажется, что оно внезапно задерживается, смотрит на них оценивающим взглядом, а потом машет на них рукой и идет к другим – более громким, более ярким, иногда – к более наглым. Он на самом деле напоминал робкого зайца. Лекция была уже в разгаре, а доска исписана графиками и формулами, когда Зайцу приспичило задать вопрос лектору. И тут выяснилось, что он не знает, как к лектору обратиться. «Товарищ лектор» - звучало как-то смешно, а обращения «Эй ты!»  и «Мочить в сортире», в те годы еще не получили широкого распространения. Выход из затруднительного положения был найден самый простой и самый верный, - нужно было спросить того соседа, который присутствовал на лекции с самого начала. На беду Зайца, таким соседом оказался один из тех студентов, кто любит незаметно прилепить к тулье фуражки своего ближнего табличку с надписью «Носильщик».
Этот веселый благожелатель живо и услужливо объяснил Зайцу, что преподавателя зовут Шлёма Яковлевич Коровский, но полное уважительное имя звучит как «Шлемофон Яковлевич». «Как Сева Новгородский», - пояснял сосед, - «ведь полное имя Севы – Всеволод». Аргумент звучал убедительно, но Заяц все еще сомневался. Тогда Зайцу была продемонстрирована отпечатанная в университетской типографии методичка, где тот сам, своими глазами смог прочитать написанное черным по белому в верхней части брошюры имя: «Шлёма Яковлевич Коровский». На этом сомнениям Зайца пришел конец, а так как он был человеком воспитанным и вежливым, то не мог себе позволить обратиться панибратски к человеку, старшему по возрасту и положению. Далее события развивались следующим образом:
(Заяц): Шлемофон Яковлевич не могли бы Вы....
(Шлема Яковлевич): Что?!
(Заяц – громче): Шлемофон Яковлевич...
(Аудитория): !!!!! Ржет !!!!
(Шлема Яковлевич): Краснеет...
(Заяц – оглядываясь, но настойчиво перекрикивая аудиторию): Шлемофон Яковлевич!
(Шлема Яковлевич): молча выходит из А-1.
(Шура Звягин, командир курса, в сторону Зайца): Дурак!

 Когда замечательный преподаватель Шлема Яковлевич Коровский через 10 минут вернулся и, не упрекнув ни словом продолжил прерванную лекцию, в аудитории была особенная, деликатная тишина, потому что коллективная ответственность тоже существует.

                              Картинка десятая (Винная эпопея)

Кто-то из знакомых рижских бомжей рассказал нам по большому секрету, что на винзаводе плату можно получить натурой,  -  вином. С вечера все было оговорено, кто именно пойдет «на дело», в какое время встаем и на сколько именно бутылок жидкой валюты можно расчитывать, принимая в расчет базовую ставку в две бутылки на человека. Когда в пять часов утра Санька Кабарда бодрячком поднялся и затянул свою песню о том, что пора вставать, то ответом ему была полная тишина и мирное посапывание. Все, конечно, проснулись, но одно дело договариваться о чем-то теоретически и совсем другое дело вот прямо сейчас, в такую рань, вставать из теплой постели с казенными одеялами и уютным Морфеем, в прохладное промозглое утро. Сделав еще несколько попыток достучаться до совести укрытых по подбородки сокурсников и напоследок смерив лежащих полным презрения взглядом, Санька удалился, не забыв при этом громко хлопнуть дверью. Весь день мы строили преположения о том, в каком именно состоянии он вернется домой. Действительность превзошла все самые смелые ожидания. Саня ввалился в комнату в тот момент, когда все уже забыли про него. Сделав два шага по направлению к столу, он с закидом через плечо хряпнул хозяйственной холщовой сумком о стол и сказал: «Жрите, суки». Из сумки сразу что-то потекло. И запахло далеко не амброзией. После этого Саня сделал еще два шага до кровати и, рухнув в нее, ушел в небытие до следующего утра. Среди обломков стекла мы подсчитали трофеи.  Их оказалось 17 целых, заполненных по самое горлышко и запечатанных заводскими пробками бутылок красного вина сорта «бормотуха обыкновенная». Такой поворот событий лучше всяких уговоров воодушевил комнату, и когда через пару дней было решено повторить поход, то к пяти часам утра комната напоминала лагерь советских альпинистов, твердо намеренных покорить Эверест. Выяснилось, что кроме тех двух бутылок, которые составляют законный официальный минимум, входит все то вино, которое физически  можно выпить на рабочем месте. Вся соль была в том, что рижские бомжи немедленно пользовались этой возможностью и крупно прогадывали на этом. Наши же сохраняли рабочую кондицию  и относительную ясность ума до конца рабочего дня, что, конечно, обходилось винному заводу гораздо дороже предусмотренной законом официальной платы. С первого коллективного похода было принесено более ста пузырей. Выпить такое количество алкоголя даже тренированному бойцу было невозможно, к тому же душа была нараспашку и поэтому в этот день и часть следующего дня гулял весь шестьдесятдевятый корпус. Выглядело это так: в комнату каждые 5 минут стучали и на пороге появлялся гонец, который первым делом просовывал в дверь голову и старался окинуть взглядом пространство и оценить степень гостеприимства. Так как степень гостеприимства была на самом высшем уровне, то гонцу с видимым безразличием кивали, - «вон там, за шкафом,  сам возьми». На самом деле все с интересом ожидали первой реакции часто незнакомого человека, который заходил за стенку шкафа и видел батареи бутылок выставленных рядами на полу. Тем не менее, когда какой-то проходящий мимо окна студент увидел на подоконнике откупоренную недопитую бутылку и, присев под окно и выставив руку, попытался ее нащупать, то был пойман, бит, а потом все-таки отпущен с несколькими драгоценными сосудами в руках. «Чтобы не воровал там, где и так бесплатно дают», - прокомментировал кто-то. Пьянство быстро разрасталось, так как секрет полишинеля о чудо-фабрике быстро перестал быть секретом и каждая комната стала считать своим долгом  сходить в поход на фабрику и делом чести – упоить всех своих соседей. Эпидемия быстро перекинулась на соседний 55 корпус и приобрела устрашающие размеры. Закончилась она внезапно, тогда, когда Санька Кабарда нанес визит вежливости в соседний 23 корпус, к заезжим киевским студенткам. Но об этом в следующей истории.


              Картинка Одиннадцатая (Сопротивление материала).

«А в двадцать третий корпус студенток вселили!», - эту новость принес в комнату  вездесущий Санька Кабарда. Пока мы, сидя на кроватях, пытались оценить степень важности сообщения, Санька возбужденно ходил из угла в угол. Выражение его лица подчеркивало историческую значимость момента: приподнятые брови должны были выказывать удивление опытного  волка, в логово которого втолкнули  юного невинного ягненка. Улыбка -  не оставляла сомнений  в исходе встречи.
Новость действительно была важной. Стояло лето, начинались каникулы, погода была теплой, зовущей в Дзинтари на пляж, либо, в крайнем случае, - на покатую крышу, за трубу, с пивом и с ковриком. Приезд киевских студенток на практику был мазком, завершающим картину.
Двадцать третий корпус, в котором их поселили, представлял собой здание,  по нашим подозрениям построенное еще при царе Соломоне, находящееся в том ветхом состоянии, которое медики называют прединфарктным. Уважающий себя мужчина должен немедленно перестать уважать себя, сделав предложение женщине поселиться в этом месте. Но ни простое ни партийное руководство института не страдало по этому поводу ненужными комплексами.
Вечером того же дня, когда в окнах этого здания на простынях и одеялах замелькали тени, воображение безошибочно угадывало среди них блоковскую «Незнакомку».
Деятельный Санька стал искать контакт и пути подхода и вскоре такой контакт был  найден. Когда следующим утром он пошел в душевую комнату пятьдесят пятого корпуса – единственное место студенческого городка на улице Цитаделес, где можно было помыться, Санька обнаружил, что дверь в раздевалку заперта. Это было настолько необычно, что Санька вернулся в нашу комнату и сообщил нам об этом, после чего снова пропал. Как выяснилось, вернувшись к двери душевой, он вторично подергал дерную ручку, заглянул в замочную скважину и, наконец, скинул хлипкий крючок с петли. На вешалке, выкрашенной масляной «половой» краской в коричневый цвет, висели различные предметы женского туалета. «На две женщины», - определил Шурик. После этого он постучал в двери душевой, сказал: «Девочки, мне некогда,  и мне тоже нужно помыться», - он разделся догола и на всякий пожарный прикрыв мочалкой то место, которое в древней Греции традиционно прикрывают фиговыми листьями, - вошел внутрь. Как он рассказал позднее, помывка прошла без приключений, в полной тишине, за стенками, отделяющими частично закрытые душевые кабинки одна от другой. После этого, вернувшись из душа, и узнав у вахтерши двадцать третьего корпуса номер комнаты, в которой жили мывшиеся студентки, Санька счел знакомство состоявшимся.
Вернувшись в комнату, он, надушившись одеколоном «О-Жён», без особых подробностей сообщил мне, что ему нужен компаньон для похода в гости к пригласившим нас студенткам, и что «дело в шляпе».
Мы взяли с собой семь бутылок вина и пошли в гости. Сказать, что нас не ждали, -  значит ничего не сказать. В комнате, куда мы вошли, жило четыре студентки, две из которых расчесывали влажные волосы. И тут Санька выдал, что он и есть тот самый человек, который побеспокоил их в душе, что он очень высоко ценит то, как спокойно они отнеслись к его вторжению в душевую комнату. Потом он сказал, что в качестве извинения за непрошенное вторжение он принес с собой семь бутылок красного вина и привел лучшего друга, и что мы готовы продолжить знакомство. Выглядело все это очень глупо. Ответом нам были удивленные взгляды и какие-то односложные комментарии, обращенные девушками друг к другу, после чего, помявшись с ноги на ногу в центре комнаты и так и не дожавшись никакой радости по поводу нашего появления мы выкатились из комнаты. Выводы при этом нами были сделаны совершенно противоположные: я решил, что это полный провал этой авантюры. Мне очень понравилась худенькая темноволосая девушка с большими карими глазами, сидевшая у окна, смотревшая на нас, выпивших, удивленными глазами в которых легко читалось осуждение. Мне очень хотелось реабилитироваться, но я понимал, что все безнадежно испорчено. Санька сделал другой вывод, - он не допускал и мысли о том, что он может кому-то не понравиться, поэтому он решил, что мы взяли с собой недостаточное количество бутылок с вином. Вернувшись в свой корпус мы разделились: я остался в комнате обдумывать ситуацию и запоздало переживать, а Санька загрузил в сумку дополнительную партию винной продукции и отбыл по прежнему адресу с неотразимыми, как ему казалось, аргументами в руках.
Подойдя к двери двадцать третьего корпуса он обнаружил, что дверь заперта на засов. Ни стук ни просьбы отпереть не подействовали. Тогда Санька решил взять крепость осадой или штурмом, - как придется. Он несколько раз обошел здание по периметру и обнаружил, что на окнах висят решетки, но есть и  слабое место, - начавший рушиться угол здания. Шурик принялся за работу и через полчаса его голова уже свободно проникала в  туалетную комнату двадцать третьего корпуса, плечи же пока застревали. За этим занятием его и застала, зайдя со спины, комендант студенческого городка на улице Цитаделес - Наташка. Наталья, в прошлом жена одного из студентов института, после развода так и осталась при общежитии. Она отличалась от других комендантш, бывших до нее, человечностью и добротой. По этой причине пойманному на месте преступления и все еще по инерции хорохорящемуся Саньке был предложен выбор: немедленный вылет из института, либо полное и безоговорочное двухнедельное рабство.  В последующие две недели Санька стал незаменимым помощником Натальи, мастером на все руки, - дворником, строителем, маляром. И начал он свою трудовую деятельность с закладки кирпичами отверстия, проделанного им в стене туалетной комнаты.

                        Картинка двенадцатая (Про это).

***
Как известно, в СССР  секс закончился 17 июля 1986 года, сразу после проведения телемоста Ленинград-Бостон, а до этого он был. В этом мы, вчерашние абитуриенты, убедились в первый же день после вселения в пятьдесят пятый корпус общежития на улице Цитаделес. Ранним вечером мы сидели среди своих неразобранных чемоданов, когда раздался стук в дверь, и на пороге возник некто -   старшекурсник, который предложил нам по сходной цене, за три рубля, купить «эту бабу». «Эта баба», которую продавали, лежала здесь же, голая на голом матрасе и ни о чем таком не подозревала. Она спала, свернувшись калачиком . Матрас, как атланты, держали несколько добровольных помощников продавца . Поняв по выражению наших лиц, что здесь им ловить нечего, процессия понуро, без особой надежды на успех, побрела к следующей двери.

***
Ленка Скуратова была блядью. В первый же вечер, когда курсанты РАУСа, с которыми мы дружили, притащили ее в общагу, она осталась ночевать с Шуриком. И уже через двадцать минут после выключения света умудрилась упасть в дыру между стеной и привинченной к полу кроватью. Шурик при этом очень веселился, что звучало странно в темной комнате. Еще сильнее он развеселился тогда, когда после неоднократных Ленкиных попыток выбраться, выяснилось, что самостоятельно она этого сделать не может. Потом оказалось, что и его сил недостаточно для того, чтобы извлечь голую Ленку из-за кровати. Потом включили свет и сообща тянули ее за руки и ноги. Синхронизировать усилия удалось не сразу, потому что кто-то начинал не вовремя смеяться и это вызывало цепную реакцию. На смех в комнату заглянули любопытствующие соседи из двух смежных  комнат. Ленка не смеялась, потому что она руководила своим извлечением – считала «раз-два-взяли».
Ленка никогда не изменяла тому человеку, с которым она жила. Каждый раз с ее стороны все было честно и искренне. Она действительно всю свою душу отдавала любимому, и всегда поддерживала самые дружеские отношения с теми, с кем она уже рассталась.   Изменяла Ленка только по крупному – РАУСу с РКИИГА, и шестьдесят девятому корпусу с пятьдесят пятым. Она настолько прижилась у нас, что стала казаться неотъемлемой частью интерьера мужского общежития. Каких-то  особых хлопот Скуратова не доставляла, ее присутствие было почти незаметно. Но однажды она привела свою подругу, Вику, которая за компанию с ней осталась ночевать на соседней кровати. Утром они не смогли договориться о том, в какое время   нужно вставать. Лена встала раньше Вики и во что бы то ни стало потребовала, чтобы та тотчас же проснулась. Вике же вовсе не хотелось просыпаться так рано, тогда Ленка сказала: «если ты немедленно не поднимешься, то я вылью на твою голову морс».  Вика не поверила Скуратовой совершенно зря, так-как Ленка свою угрозу выполнила. Пока в мужской прачечной сохло их белье,  они обе бегали по общаге в форменных синих «летчицких» рубашках с накладными карманами и чьих-то одолженных им трико. Каждый студент, зашедщий умыться, с интересом разглядывал висящие на веревке предметы женского туалета. С Шуриком Ленка рассталась соверщенно нелепо и не по своей вине. Шурик ей изменил, - на дискотеке он познакомился с другой девушкой, которую тоже звали Леной. Через несколько дней Шурик сказал нам: «мужики, представляете, она была девочкой, а вела себя, как последняя блядь». Когда в очередной раз он ушел на свидание под предлогом «ушел в институтскую библиотеку», Скуратова решила постирать Шурику рубашку и в кармане нашла листочек со стихотворением, которое звучало так:

Лена, Лена, Леночка
Лена – моя девочка
Лена – моя целочка
Ах, Лена-Лена-Леночка!

Когда Шурик вернулся из библиотеки, ему были немедленно предъявлены вещественные доказательства его измены и потребовано объяснение. Шурик попытался было оправдаться тем, что стихи он посвятил именно ей – Лене Скуратовой, но Скуратову такое объяснение не устроило, потому что девочкой она не была.
В тот-же вечер Лена демонстративно легла в постель к Андрею Гаренину.  За три месяца до появления Ленки Андрей был высоким и худым. Про таких говорят «похож на пожарную каланчу». Но когда вся комната уехала на каникулы, Андрей  и Вовочка Шашыгин остались на лето в общежитии и занялись спортом – тягали гири и вкалывали анаболики в свои задницы. Анаболики продавались из под полы в проходе у ЦУМа. Вернувщись с каникул мы увидели, что Вовочка стал похожим на платяной шкаф, а Андрей стал похож на Апполона. Недавно я смотрел его новые фотографии, -  сейчас, через 20 лет, Андрей похож на высушенную воблу. Но тогда он был завидным мальчиком. Во всяком случае, Ленка думала именно так. Будучи подругой теперь уже Андрея, Ленка участвовала во всех событиях, происходивших в нашем кругу – от ресторанных драк, до поездок в Сигулду на Лигу. Иногда Ленка уезжала на несколько недель в один из отдаленных районов Латвии, где жили ее родители. Ленкин папа был крупным партийным руководителем. Возвращаясь с каникул она привозила  деликатесы из обкомовского распределителя - ветчину в консервных банках, (такая сейчас лежит в канадских долларовых магазинах), макароны в красивых иностранных упаковках и еще какую-нибудь яркую необычность.  Ленка не скрывала от своих родителей, что у нее появился молодой человек, и его появление радовало их, потому что была она в том возрасте, что еще чуть-чуть и можно называть старой девой. Поэтому, когда Ленка сообщила им о том, что собирается приехать на празднование Нового года с потенциальным женихом и пятью его друзьями, то родители расстарались и накрыли стол на славу. В числе прочих яств на столе, между бутылкой «Гавана клаб» и бутылкой «Хеннеси» стоял скромный салат из бобов, приготовленный наманикюренными пальчиками Ленкиной мамы. Бобы не были дефицитом в советское время, но и популярностью особенной не пользовались. Точно так-же, как не пользовались популярностью креветки, которыми были завалены прилавки в Средней Азии – аборигены попросту не знали, что с ними делать, а по виду – тараканы тараканами. Какая бы причина к этому не вела, но Андрей решил сделать комплимент хозяйке и поднять в ее честь тост, который бы начинался словами: «А в Австралии едят бобы...». Когда Андрей поднялся со стула и поднял свой бокал, то Ленкин папа поправил очки, а мама взяла со стола серебряную ложечку и постучала ею по бокалу. И в наступившей тишине Андрей сказал:
- А в Австралии ебать!
Но не сказал кого.


*** 

Когда Артур собирался на дискотеку, в дверь комнаты постучали, и в комнату вошла незнакомка, которая сказала: «ребята, можно я постираю у вас свои джинсы».
Ребята переглянулись, а быстро соображавший в таких случаях Пашка сказал: «конечно да!».
На дискотеке Артур познакомился с Юлькой, заезжей студенткой из Киева, с которой допоздна шарился по ночному весеннему городу. У Юльки была маленькая аккуратная ладонь, которая ему очень нравилась. Когда он наконец вернулся в общежитие, то нашел очередь, выстроившуюся к двери его комнаты, и получил предложение от Вовчика занять за ним. Протестовать против судьбы было бесполезно и, сказав «не хочу», он ушел ночевать в другую комнату, к одногруппникам, потому что в данный момент он жил со студентами смежной группы.
Когда утром, проворочавшись всю ночь на кухонном столе, Артур вернулся в свою комнату, то нашел, что смежная группа уже ушла на занятия. В комнате на боковой кровати лежала в красных трусах вчерашняя девица и водила поднятой ногой по стене. При появлении Артура она даже и не подумала изменить позу, только задумчиво проводила его взглядом. Дойдя до своей кровати Артур с тоской понял, что все происходило именно здесь. Кое-как устроившись он попытался уснуть. В этот момент девица повернулась, посмотрела на него и спросила: «тебе не холодно?».
Артур подумал: “интересно, что же она имеет в виду?». Потом он встал и закрыл окно.

P.S. Вечером на свидание с Юлькой он не пошел, потому что у Юльки были короткие пальцы.

***

Шура Флейм был старше нас, семнадцатилетних, лет на пять-семь. Его внешность была правильного нордического типа: светлый волос и правильный ровный нос на узком лице. Когда Шура разговаривал, его нос шевелился в такт словам. Дополняли картину серые глаза. Одним словом Шурик был тем ловеласом, которому «дают». Он щедро и цинично этим пользовался и я не раз видел, как от него уходили молодые заплаканные девушки – рижанки и студентки нашего института. Одна из студенток, которую я видел в коридоре, запомнилась какой-то жгучей, пронзительной, яркой красотой. Шурик провел ее в свою комнату в общежитии, которую он делил вместе с Козленковым Игорем. На время свиданий Козленков выходил из комнаты. В этот раз было по другому: когда Флейм встал с кровати и сказал той студентке, что он  на минуту выйдет и сразу вернется, то вместо него в темную комнату вернулся Козленкин. Потом, утром, была истерика и море слез. Я видел ее в коридоре,  - заплаканную, жалкую, несчастную. Чуть позже Козленкина  выгнали и он поступил в Кременчуг в вертолетное училище, а у Шуры Флейма на сексуальной почве поехала крыша и он из своих будуаров переместился сначала в медсанчасть институтской поликлиники, а затем в психиатрическую лечебницу. Так он ушел из нашей жизни.


***

«Не порти социалистическую собственность!», - возмущенным голосом кричал кубинец, студент Марио,  проститутке, упиравшейся ногами в шкаф.
Но это было уже после нас.


                        Картинка тринадцатая (Утопленник).

Выхожу из дверей общежития, - стоит Маратик Шаймарданов, лицо тонкое, носик остренький - плачет! На груди веревкой толщиной с палец надежно привязан камень. Он его снизу руками придерживает - поднимает, - тяжело шее, веревки врезаются. Еще бы не тяжело - каменюка солидная, с двух сторон груди торчит, - слева и справа. Я:  "Маратик, да что с тобой?" Никогда его таким не видел. Он молчит, ни слова в ответ. Потом пошел в пролом в заборе, в сторону набережной. Стою и думаю: утопится или нет? Как-то глупо бежать по улице за человеком, у которого на груди булыжник, как у тех коммунистов, которых белые киношные сволочи со скалы скидывали. Потом подумал: центр города, день, набережная, толпы народа, как он топиться будет? Нет, думаю, не пойду. Остался, а у самого кошки в душе скребут. Через полчасика смотрю - идет обратно, камня нет, на шее - обрывки веревок. Сухой. Фонарь под глазом. И плачет еще горше!

                          Картинка четырнадцатая (Сережа).

Сережка Литвиненко умер через несколько месяцев после свадьбы от лейкемии, которую он заработал в Чернобыле, куда его послали, как опытного парашютиста. Незадолго до смерти он узнал, что у него должна родиться дочь. Мы вместе с ним занимались парашютными прыжками, он прыгал на ПО-9, «летающем крыле», а я на круглом УТ-15, с пятидесятишестью дырками в куполе. Кроме парашютного Сережка занимался боксом, скалолазанием и горным туризмом. Для меня, студента последних курсов он был старшим товарищем еще и потому, что учился в аспирантуре на радиофакультете. Он был из тех парней, про которых пели Владимир Высоцкий и Марк Бернес. Однажды Сережа  предложил нам, парашютистам, попробовать что такое скалолазание, и мы все вместе поехали к каменной башне в Вец Ригу. В первую нашу поездку карабкаться наверх было легко и поэтому все остались довольны. Во второй раз пошел дождь, камни обледенели и через две минуты лазания в кончиках пальцев появлялась боль, такая, как будто их колят иголками, а через пять минут ты переставал их чувствовать. Я был уже где-то высоко, когда почувствовал, что больше прижиматься к камням не могу, что называется завис  - ни вверх ни вниз. Взглянув вниз я увидел Сережку, который держал в руках конец страхующей веревки, пристегнутой карабином другим концом к поясу Оболакова одетому на меня. Я видел, что веревка свободно лежит в его ладонях, настолько свободно, что он ее не держит - только касается. Он не смотрел на меня, а разговаривал с Аллой, рижанкой. Я крикнул ему, чтобы он держал, потому что не чувствовал пальцев, но хорошо чувствовал, что вот-вот свалюсь. Ни единым движением он не показал, что слышит меня: не кивнул, не прекратил разговор, даже не повернул головы. Еще раз я крикнул: «Сережа, страхуй, я падаю», но ровным счетом ничего не изменилось. Тогда я решил, что если падать, то хотя бы умно, так, чтобы не бороздить лицом по выступающим камням. Я оттолкнулся от стены руками и ногами и полетел вниз, и тут-же почувствовал, что меня подхватили. Потом я болтался на веревке, как маятник, а потом он медленно опустил меня вниз. И все то время, что он перебирал руками, он продолжал разговор с Аллой. Потом я понял, почему он не показал мне, что слышит: он просто хотел сказать, что другу нужно верить на все сто. В другой раз мы были на аэродроме В Елгаве  и занимались укладкой куполов. Он сидел у раскрытого ранца и укладывал стропы в соты, а за спиной прогуливался «Евдментьевич», - спивающийся инструктор, ленивый, из тех, за кем приходится бегать. И вот «Евментьич» подошел к Сережке сзади, видимо хотел ему что-то сказать, и для того, чтобы привлечь внимание, легонько поддал носком ботинка Сережку под зад. Мол: "Эй ты, повернись!". Сережка повернулся и ни слова не говоря дал «Евдментьичу» в пачку.
         Картинка пятнадцатая ( О мужской дружбе и белых тапочках).

Однажды Заяц пошел на дискотеку и встретил там девочку, которую ему удалось пригласить на танец, но, к его великому сожалению, не удалось продолжить знакомство. Вернувшись в общежитие, Заяц загрустил, потому что влюбился в незнакомку с первого взгляда, и жизнь без нее потеряла свои краски. Целыми днями он не ел, плохо спал, лежал на кровати и смотрел в потолок, ковыряя в нем дыру. Жизнь без любимой не радовала. Его друг, Володя Обухов, который сейчас поднимает сельское хозяйство где-то в Якутии, старался облегчить страдания Зайца: участливо подходил, отвлекал от тяжелых дум разговорами, пытался соблазнить сотней девственниц в раю, но все его усилия пропадали впустую – душа друга замерзла и не спешила оттаивать. Володя и сам был колоритной личностью. Он очень хотел быть похожим на знаменитого сыщика комиссара Мегре. Для этого он добровольно ходил дежурить в ДНД в свое свободое от учебы время, и благодаря его преданности делу  правопорядка и настойчивости, доставшейся ему от природы, ему выписали удостоверение внештатного сотрудника милиции. В Володином случае изменения выразились в том, что после получения заветной красной корочки он приобрел себе, за свои собственные средства, темные очки и пиджак из кожезаменителя, потому что настоящие кожаные пиджаки в то время были только у спекулянтов. А с ними Володя боролся. Еще одной отличительной чертой внешности Володи были упрямо торчащие волосы, причем торчали они на затылке. Он как мог боролся с этим, засовывал голову под кран, приглаживал расческой, но уверенно проигрывал им войну, хотя иногда выигрывал локальные битвы в области чуба.
Когда прошла неделя и началась вторая, а Заяц стал толщиной с промокашку, Володя решил действовать. Для начала он подробно расспросил Зайца о девушке. Несмотря на то, что Заяц упорно твердил про ее глаза, новоиспеченный Мегре все-таки вытянул из Зайца то, что было нужно: он выяснил, что девушка училась в каком-то училище в Риге и еще он знал ее прекрасное имя, которое Заяц произнёс шепотом. Это было все, что Заяц сумел узнать о незнакомке во время танца, потому что все остальное время он танцевал молча.
Итак, вооружившись очками и надев кожаный пиджак, Володя занялся поиском. Вскоре выяснилось, что ремесленных училищ в Риге всего ничего – пятнадцать.
И в каждом училище много курсов, и на каждом курсе много классов, и в каждом классе много девушек, и каждая девушка обладает в среднем парой прекрасных глаз. Я не знаю каким именно образом Володя проводил допросы учениц, но знаю, что первым делом в каждом училище Володя шел к директору и выкладывал на стол свое удостоверение. Разговор с директорами был короткий – Володя требовал, чтобы ему показали все классы и всех девушек. Директора пугались и беспрекословно исполняли Володины требования. В конце концов беглянка была найдена. Это кажется настоящим чудом, но Володя не зря обучался азам сыска у самого Мегре. Когда насмерть перепуганная девушка наконец-то поняла, кто ее ищет, и что именно от нее хотят, она сообщила Володе, что «в гробу в белых тапочках она видела зайцев и прочих кроликов». Удивительно, но факт: когда погрустневший Володя сообщил Зайцу результат, - Заяц ожил.



                             Картинка 16 (Выведение крыс).

Часть 1

Поздняков производил впечатление нормального человека. Нормального человека, привезшего из дома чемодан  колбасы и жрущего ее в одиночку. Я видел этот чемодан, на ручке которого болталась  надорванная багажная бирка. Один раз я видел его содержимое, но как-то не придал этому значения – да мало ли что и зачем привозит человек из дома? Тем более, - малознакомый мне человек.
 Мы оба были здесь чужаками в этой комнате: он - из восьмой группы, а я – из  шестой, в комнате с ребятами из седьмой. Нас очень хорошо и радушно приняли. В комнате кроме нас жили Пашка Тараканов, Олег Коурдаков, Саша Реншлер и Вовочка. И вот Вовочка однажды обнаружил, что Поздняков жрет свою колбасу ночами. Когда Вовочка нам рассказывал  это, то подпрыгивал от возбуждения и срывался на фальцет. Это, конечно, была сенсация. Олежка Коурдаков вдруг сразу стал очень серьезным. Он как-то так недоверчиво и угрюмо слушал, склонив упрямую голову набок, что сразу становилось понятно, что это затронуло его до глубины души. Негромко, нешумно, но до самой глубины, до донышка, что он считает это неправильным. Мне нравился Олежка, маленький, стройный, подтянутый, в нем органично сочеталась юность с рассудительностью и честность со зрелостью. Он задал пару уточняющих  вопросов и сделал какие-то свои выводы. И вслед за ним все остальные жильцы комнаты, сделали какие-то свои выводы. Так иногда бывает, когда привычно проходишь мимо чего-то тысячи раз и на тысячу первый вдруг спотыкаешься. На первый взгляд ничего не изменилось в отношении к Позднякову – во всяком случае, сам Поздняков не замечал перемен в отношении к нему. Он все так-же жил скрытой, за семью замками жизнью, из которой наружу мало что просачивалось. А то, что просачивалось, было каким-то очень практичным, даже приземленным. Было такое впечатление, что Поздняков перекочевал к нам из зажиточной крестьянской семьи, где твердо знают счет деньгам, а крошки сметают со стола и отправляют в рот, чтобы не пропадали. Ночные обеды Позднякова продолжались еще какое-то время, никто не предъявлял ему претензий, все знали и молчали. Знали о том, что среди нас завелась крыса. Ситуация разрешилась тогда, когда к кому-то в гости пришел друг - курсант летно-технического училища. В отличие от нас, студентов, курсанты жили в казармах, были на режиме и, конечно, там были более жесткие правила. Я не знаю, каким именно образом до курсанта дошла колбасная история, вероятно, ему показали Позднякова, как нечто интересное. Так малых детей водят в зоопарк смотреть  макак. А дальше была быстрая и жестокая развязка, где было море крови, которой было залито два пролета лестницы, ведущей со второго этажа на первый, и был всхлипывающий Поздняков, вытирающий юшку из носа. И это было правильно. А потом чемодан был вынут из под кровати, а колбаса роздана по комнатам. По всем комнатам, кроме нашей. Мы не ели ее. И это тоже было правильно. Поздняков съехал от нас через несколько дней.





Родился в 1964, в Алма-Ате. С детства много путешествую.
Окончил Рижский Авиационный, знаменитый своей подготовкой специалистов широкого профиля (от директора цирка до грузчика).

1997, иммиграция, Монреаль, второе образование - в IT.
Технический представитель компании. Продолжаю путешествовать.
Публикаций – нет.

… Все началось случайно, меньше года тому назад. Случайности, которые меняют жизнь. Нахожусь в поисках себя.
Думаю, что я просто вернулся к тому, чем никогда до этого не занимался, но должен бы был с самого начала. Кто знает?
Повезло встретить замечательных людей.